Именно псковитяне при всяких сделках отличались такой честностью, искренностью и простодушием, что, не прибегая к какому бы то ни было многословию для обмана покупателя, говорили одно только слово, называя сам товар». Суждение Герберштейна подтверждается и сообщением летописи: «А кои иноземцы жили в Пскове, и те разыдошася во своя земля, ано не мочно во Пскове жити, только одны псковичи осташа, ано земля не расступитца, а вверх не взлететь». Состав населения Пскова существенно изменился уже после Троицы (19 мая) 1510 г. : «Того же лета к Троицыну дню поехаша гости сведеные москвичи з десяти городов 300 семей, а пскович только же сведено, и начата им дворы давати в Середнем городе». Довольно долго купцы из городов Замосковного края были чужеродным элементом в Пскове, и еще в 1534 г. беглый дьяк Родион делил население Пскова на две части: «купцов, который з Москвы приведены, и чорных людей пскович».
Вероятно, изменился и характер резьбы, украшавшей деревянные постройки, — рисунок ее стал крупнее, в нее стали входить детали большого рельефа. С конца 1232 по 1240 г. Псков находился под безусловным контролем Ярослава и ставшего с 1236 г. новгородским князем Александра Ярославича. Лишь в 1240—1242 гг. Изборск и Псков были захвачены войском Ливонского ордена совместно с князем-изгоем Ярославом Владимировичем, племянником Мстислава Удалого и сыном бывшего псковского князя из рода Ростиславичей. Однако в начале 1242 г. Александр и Андрей Ярославичи выбили немецкий гарнизон из Пскова и вновь укрепили его за своим родом. В летописях приведено обращение Александра Невского к псковичам, которое без смысловых искажений читается только в Синодальном списке Псковской 2-й летописи: «Аще кто и напоследи моих племенник прибежит кто в печали, или так приедет к вам пожити, а не приимете, не почстете его акы князя, то будете окаанни и наречетося вторая Жидова, распеншеи Христа». Ю. Г. Алексеев установил, что «клятву» Александра следует понимать, как особый политический акт, направленный «на укрепление связей Пскова со всей Русской землей, в частности, с политической властью Руси — властью великого князя».
Основываясь на формах реконструируемого нм собора XII в. , Н. Н. Воронин связывает их со смоленской художественной традицией конца столетия и относит возведение каменного здания к 1193 г. , когда в него были перенесены мощи князя Всеволода Мстиславича. Никаких специфических, самостоятельных черт зодчества Пскова в XII в. Н. Н. Воронин не фиксирует, искусство первой половины столетия живет для него «в тени Новгорода», а в конце столетия оно примыкает к «прогрессивным» традициям Витебска и Смоленска. Эпитет «прогрессивные» автором не расшифровывается, скорее всего, он является простым отголоском распространенных общественных и политических оценок начала 1950-х годов. С огорчением приходится отметить проникновение вульгарных критериев эпохи в текст даже такого замечательного историка отечественной архитектуры. Всячески подчеркиваются демократизм псковского искусства (боярство не так сильно, «голос городского населения звучал сильнее»), проистекающая из него простота и житейская незамысловатость («демократическая среда заказчиков определила простоту, ясность и практическую целесообразность композиционного замысла. скромность,. , наружной обработки»), близость форм жилым и хозяйственным деревянным постройкам.
Поэтому исследователь доказывает свое мнение методом «от противного», рассматривая указания летописей о возведении стены силами горожан в 1465 г. как «первый случай в истории города»34. На самом деле, у нас нет никаких указаний источникрв на характер выполняемых смердами повинностей, и принять гипотезу А. Л. Хорошкевич о глубинной причине конфликта 1483— 1486 гг. не представляется возможным. Это, конечно, не значит, что сельское население Псковской земли не участвовало в крепостном строительстве в городе. Дань, взимавшаяся в том числе и со смердов, шла в первую очередь на удовлетворение потребностей Псковской земли в обороне, и укрепления Пскова и пригородов возводились в том числе и на их средства. Летописное изложение событий 1484—1486 гг. контрастирует с другими сообщениями Псковской 2-й летописи, отличаясь от них меньшей конкретностью.
Псковские законодатели впервые в истории русского права пришли к осознанию абстрактного понятия государства и преступления против него. К числу опаснейших преступлений Судная грамота относила воровство из Кремля и измену — «перевет». Оба преступления карались смертью. Далеко не случаен тот факт, что именно законодательство вечевого города выработало понятие государственного преступления: ведь в законодательстве Новгорода и Пскова власть князя осмыслялась как элемент государства, но не отождествлялась с ним. Особо опасными преступлениями считались также конокрадство и поджигательство, каравшиеся смертью.
2 апреля 1503 г. между Псковом и Орденом было заключено шестилетнее перемирие на условиях сохранения прежних границ и отпуска купцов. До последних дней самостоятельного политического бытия Пскова Ливония предпринимала попытки укрепить политические и торговые отношения с ним. В праздник Благовещения (25 марта) в 1509 г. был заключен договор между Ливонией и Псковом на 14 лет, который стал последним внешнеполитическим актом Псковского государства.
Историю единой новгородско-псковской архитектуры автор делит на два этапа — греческого влияния в X—XII вв. и преобладающего западного и даже, точнее, немецкого влияния в XIII—XIV вв. В характеристике первого памятника Пскова — собора Мирожского монастыря автор не видит ничего оригинального, отмечая лишь три полукружия ее алтаря — «как обыкновенно строились церкви новгородские и псковские». Церковь Иоанна Предтечи Ивановского монастыря В. А. Прохоров датирует XII столетием, сопоставляя ее трехглавие с формами новгородских соборов начала XII в. и опережая воззрения современной ему науки в этом на полстолетия. Памятников Пскова XIV в. автор не упоминает, к XV в. он относит четыре памятника — церковь Петра и Павла, церковь Козьмы и Дамиана с Примостья, церковь Успения с Пароменья, 1444 г. ; тем же годом датирована церковь Богоявления на Запсковье. Говоря об особенностях псковских построек, В. А. Прохоров останавливается на архитектуре звонниц, — над храмами, притворами и отдельно стоящих. Конец XIX в. ознаменовался пристальным вниманием к псковскому искусству архитекторов, занявшихся изучением древнерусского зодчества. Как явствует из заглавия небольшого монографического очерка В. В. Суслова «Материалы к истории древней новгородско-псковской архитектуры, автор рассматривает это искусство как единое целое.
Однако первый памятник, который окажется теперь на нашем пути, будет уже за пределами Среднего города. ОКОЛЬНЫЙ ГОРОД Это был один из живописнейших участков старого Пскова. В глубокой древности река Пскова здесь была очень широкой, но затем у высокого, пробитого рекой в скале левого берега она намыла ряд песчаных островов, превратившихся через некоторое время в плоское низкое место, названное псковичами Подгорьем, которое застроилось мельницами, банями, разного рода «варницами», трепальнями, кожевенными мастерскими и маленькими скромными двориками самых небогатых посадских людей. В XVII веке среди этих построек появились каменные здания промышленных мастерских и небольшие каменные подызбицы.
Каменные храмы, выросшие в Детинце, а также в отделенных от посада монастырях, созданных феодальными владыками, лишь окаймляли город, и то только с одной стороны. Они придавали Пскову внешность христианского города, украшали его, и в то же время противостояли ему. Сочетание мирского, полуязыческого деревянного посада и обступивших его каменных храмов в какой-то степени оставалось характерной чертой Пскова и в XIII веке. Феодальное землевладение на Псковщине не получило большого развития.
И литовцы, и, видимо, русские знали о развертывании сил противника у границы и с большей или меньшей вероятностью предвидели его планы. Присоединение Пскова к Русскому государству было неизбежным, но болезненным процессом. Депортация псковской эдиты на восток страны, злоупотребления московской администрации усугубляли недоверие людей к новой власти. По мере того как Псков окружали новые башни и стены, становилось очевидным единственное в глазах московских властей предназначение города — как ключевого оборонительного пункта на западе страны. В конце XVII века восьмискатные крыши храма были переделаны на четырехскатные, в конце XVIII или начале XIX века изменена глава, к звоннице пристроен (существующий и теперь) контрфорс, затем был перестроен южный придел и сломана глава и барабан северного придела.
Церковь Ильи Пророка поставлена в древнем погосте на берегу Великой, в 12 км к югу от Пскова, в замечательном по красоте пейзажа месте, почитаемом как родина княгини Ольги. Она входит в цепочку прибрежных храмов к югу и к северу от Пскова. Это самый маленький, уникальный по размерам псковский храм, чем объясняются многие его особенности.