В Мелетове, старое и новое еще неразрывно соединено, памятники уже потеряют эту неразрывность и сделают решительный выбор в пользу новых черт
Псковская архитектура XII в.
В Москве ступенчатые своды связаны либо с влиянием Пскова, либо с более поздними переделками московских памятников псковичами. Картина архитектурной эволюции XIV в. оказывается опять-таки достаточно гипотетической, акценты расставлены произвольно, сохранность церкви Михаила Архангела как памятника 1339 г. преувеличена. Ю. П. Спегальский жил во Пскове, он хорошо знал сами памятники, тонко ощущал выразительность их облика. Он сумел преодолеть некоторые сложившиеся стереотипы оценки и композиции и выразительности, имевшие своим истоком поверхностное «заезжее» восприятие.
Архитектура второй половины XV — начала XVI столетия
Для понимания художественных взаимосвязей важно подчеркнуть, что взаимодействие шло не на уровне официальном и как бы государственном, а на уровне обыденной жизни, церковной и монастырской. И именно поэтому кажется возможным предположить, что ступенчатые своды проникли в псковские памятники не через главный городской собор, а через церкви приходов и погостов, отсюда и лишенная какой-либо официальности выразительность новой структуры в Мелетове, удивительная естественность ее вхождения в традиционную композиционную систему. Произошло это, видимо, во второй четверти XV в. В Мелетове, во всяком случае, старое и новое еще неразрывно соединено, памятники 1490-х годов уже потеряют эту неразрывность и сделают решительный выбор в пользу новых черт. В Успенской церкви в Мелетове подъем центральных арок увеличивает подкупольное пространство, его физические размеры и структурную роль; храм по всей своей ширине и длине как бы включается в целостность объединенного центрической композицией сводов пространства.
Опыт исторического суждения о псковской архитектуре
Вместо величественных и торжественных новгородских храмов здесь был создан тип прелестной каменной церковки, пускай небольшой и тесной, но ведь их так много,— на каждом перекрестке по одной. Всему складу [псковичей] отвечали и их уютные, славные церкви». Весьма показательно, что слова о тесных, славных церковках родились у И. Э. Грабаря при характеристике самого крупного и пространственного памятника древнего Пскова — собора Мирожского монастыря. Путь к более объективному историко-художествен ному суждению еще только начинался, и псковские памятники И. Э. Грабарь невольно сравнивал с грандиозными новгородскими соборами начала XII в. Говоря о широком применении круглых столбов, И. Э. Грабарь указывает на их эволюцию от высоких к низким. Хотя сама эта линия совсем не бесспорна, надо отметить выразительную эстетическую характеристику формы — здесь взгляд художника был весьма проницателен: «. кажется, что на коротких и массивных круглых тумбах насажены четырехгранные столбы, из которых непосредственно вырастают своды. Переход от круглой части столба к четырехгранной обработан при помощи консолей, выглядывающих из круглого тела колонны в верхней ее части и как бы помогающих ей нести тяжесть четырехгранника и лежащих на нем сводов».
Каменная летопись Пскова XII - начала XVI в.
Его искусство справедливо рассматривается как одно из сокровеннейших воплощений идеалов русской общественной и духовной жизни. Памятники архитектуры Пскова пользуются такой любовью и популярностью, что у человека, мало знакомого с их изучением, легко возникает ощущение всесторонней исследованности псковского зодчества. Подобное ощущение подкрепляется произведенными в последнее время ремонтно-реставрационными работами, при которых как бы подразумевается проведение обязательного научного исследования. Однако на самом деле история псковской архитектуры находится еще на начальном этапе своего освоения, и тому есть причины как объективного, так и субъективного характера. Первые связаны с сохранностью, строительной техникой и характером самих памятников.
Архитектура второй половины XV — начала XVI столетия
Он лишает ее глубины и программной осмысленности, считая развитие архитектуры стихийным «саморазвитием формы», тиражированием или в лучшем случае варьированием. При этом он, зная, что заказчиками таких церквей выступают практически вес слои населения, вынужден определить социальную природу заказа весьма сложным образом, как «боярско-демократическую», что не может не вызвать ощущения искусственности и размытости дефиниций. Автор обозначает памятники как канонические, но именно это лишает их в глазах В. В. Седова интеллектуальной содержательности, творческой полноты. Образцами более изощренного и высокого искусства автор считает памятники типа церкви Георгия со Взвоза. Их стиль он определяет как артистический, изящный, пластически уверенный. Подобное понимание формы трактуется как целенаправленная выразительность, как плод специальной идейной программы, порождение аристократической и интеллектуальной традиции. Пытаясь обнаружить особый слой заказчиков для подобной архитектуры, В. В. Седов под давлением самого материала — ибо отобранные им «аристократизирующие» церкви стоят на посаде или сельских погостах — практически не может решить поставленную задачу.
Архитектура первой половины XIV в.
Структура новгородских памятников иногда бывает совершенно прозрачна — в церкви Успения на Волотовом поле все угловые ячейки раскрыты широкими и высокими арками. В Пскове же замкнутая крестообразность внутреннего центрального пространства имеет своим истоком формы соборов Мирожского и Снетогорского монастырей. Подобное же влияние Г. В. Алферова справедливо прослеживает в новгородских памятниках второй половины XIV в. , но в Пскове оно проявляется раньше и непосредственно, без новгородского посредничества. Предвосхищая дальнейшее, отметим странность ситуации: Никольская церковь похожа на памятники Новгорода 1360—1380-х годов, в то время как памятники Пскова второй половины XIV в. обнаруживают неожиданное сходство с более ранними новгородскими постройками. Это свидетельствует и о родственности художественных явлений, и об определенной самостоятельности их эволюции.
Опыт исторического суждения о псковской архитектуре
В наблюдениях П. П. Покрышкина эстетическая восприимчивость соединяется с врожденным вниманием и уважением к отечественным древностям. При такой любви к памятникам он не может не высказать свое впечатление от их современного состояния. Мы уже отмечали подобную сентенцию В. А. Прохорова, замечание П. П. Покрышкина еще грустнее по интонации: «Неисчислимые грозы исторической борьбы России с западными соседями, проносившиеся над Чудским озером в течение многих веков, не сокрушили так сильно памятники древней архитектуры, воздвигнутые в XV и XVI вв. на восточном его берегу, как сокрушило их позднейшее время, отличающееся неумолимым равнодушием к древнему русскому искусству со стороны людей, отставших от него и ни к какому другому не приставших. Горько и досадно было видеть, что сделано за последние годы с прекрасными памятниками времен Иоаннов III и IV». Выход к конкретному профессиональному пути исследования в области истории искусства запаздывал по отношению к собственно исторической науке, в которой не только общие, но и специальные разделы развивались в конце XIX в. очень интенсивно.