Картина завершалась далекой перспективой, первый план которой составлял противоположный берег Великой с монастырями, а даль сливалась синей полосой лесов с небом. Перед выходившими на гульбище палат в Волчьих ямах открывалась Пскова, от Верхних решеток и почти до Примостья, с ее извилистыми зелеными берегами, по которым внизу рассыпались мельницы и бани, а наверху перемежались монастыри и дворы горожан. Перспектива замыкалась блистающим вдали сквозь воздушную дымку Троицким собором. Не менее прекрасными были виды города, открывавшиеся с гульбищ многих других палат того времени. Хотя в XVII веке в Пскове была построена не одна сотня каменных гражданских зданий, все же основная масса городской застройки была деревянной.
Почти все из них нам известны только из более поздних случайных упоминаний. На берегу реки Великой к югу от города, «на Всполье» стояли монастыри: Знаменский, Никитский с Поля, Образский «в Песках, над Великой рекой», Никольский с «Прощи», Фрола и Лавра «над Великой рекой, у песков, у камня», Сретенский Александров. В конце 1406 — начале 1407 г. Псков изгнал князя Даниила Александровича из рода князей ростовских, занимавшего княжеский стол с 1401 г. Конфликт с князем произошел в разгар эпидемии; более того — само изгнание наместника было связано с непрекращавшимся мором. Летописец передал почти прямую речь представителей псковского веча, обращенную к князю: «Яко тебе ради бысть не престающий мор сии оу нас, поеди от нас; он же поеха изо Пскова…» Изгнание Даниила не могло быть связано с военными неудачами, поскольку незадолго до этого в октябре 1406 г. псковский отряд во главе с князем и посадником Юрием Филипповичем совершил успешный поход в глубь Ливонии.
Говоря об архитектурном облике Пскова, нельзя не сказать об ансамбле окружавших его монастырей. В первой половине XIV в. к югу от города их возникло не менее пяти. Вопреки распространенной точке зрения И. К. Лабутина показала, что все монастыри этого времени были не городскими, а пригородными. Они стояли в стороне от застройки по рекам или у дорог и лишь постепенно, с расширением города, оказывались внутри его стен.
Отсюда обычай делать вклады в монастыри на поминовение своей души, обычай обращаться в монастырь за исцелением или помощью в каком-либо деле. Наиболее верным способом обеспечить себе небесное покровительство считалось основание монастыря на собственные средства. Это было возможно только для очень богатых людей. Поэтому в древнем Пскове встречались также монастыри «мирского построения», то есть основанные на общие средства жителей какой-либо части города. Условия, в которых создавались в Пскове монастыри, придали им весьма своеобразный характер.
К северу от города на Запсковском берегу реки Великой «за Варлаамскими воротами» стояли монастырь Лазаревский в Поле и церковь Спаса в Лугу. В XV веке, вероятно, существовал уже и Петропавловский Середкин монастырь. На противоположном берегу реки Великой были монастыри: Николы с Волоку, основанный еще в XIV веке (против Снетогорского монастыря), Стефановский с Луга, Рождественский Иглин. На Завеличье, кроме известных уже нам Мирожского и Ивановского, было еще семь монастырей. Все эти церкви и монастыри, обступившие Псков особенно густо с трех наиболее заселенных сторон, стали как бы звеньями, соединявшими насыщенный лесом каменных церквей город с дальними загородными монастырями и деревенскими погостами, сетью покрывшими к тому времени Псковскую землю, и с псковскими пригородами, число которых особенно выросло именно в XV веке. Псков и его архитектура в XVI веке.
Давно и справедливо указано, что собор Снетогорского монастыря является копией собора Мирожского монастыря. Это свидетельствует о нескольких обстоятельствах. Первое — об очень большом авторитете Мирожского монастыря и, возможно, о какой-то преемственности от нега при возникновении Снетогорского. Это были главные и единственно общежительные монастыри до начала XV в. Второе — такое прямое копирование памятника, построенного почти на двести лет раньше, является уникальным в истории древнерусского искусства. Обычно памятник, служащий основанием архитектурной традиции, образует цепь подражаний, начиная с близкого к годам его создания времени. Последующие десятилетия редко возвращаются к оригиналу, предпочитая для ориентации выбор ближайшего варианта интерпретации образца. Соотношение соборов Мирожского и Снетогорского монастырей говорит, скорее всего, об отсутствии промежуточных интерпретаций, т. е. об отсутствии живой непрерывной традиции («чудовищный анахронизм» — по выражению А. И. Некрасова).
В 1949—1950 годах барабан и главка церкви были реставрированы (до этого верх барабана отсутствовал). Тогда же было восстановлено первоначальное восьмискатное покрытие (к сожалению, как и нишки на южном фасаде, не совсем точно). Остальные части здания остались в том виде, в каком они были в XIX веке. Монастырь, подобно Старовознесевскому, стоял на горке и, как и многие другие псковские городские монастыри, посреди площади, в которую вливались окрестные улочки. Очень любопытный памятник — двойная церковь Рождества и Покрова в Углу, или на Проломе, принадлежавшая в прошлом Покровскому, монастырю. Построена она, по всей вероятности, в XVI веке. Это как бы срощенные воедино два совершенно одинаковых бесстолпных храма, с общей стеной между ними.