Палаты Трубинского
Удивительным было умение псковских каменщиков связывать жилые здания с окружающим пейзажем. Постройки всегда очень удачно ставились на участке. Внутренняя планировка жилого здания компоновалась так, что помещения, в которых семья проводила большую часть дня и у которых устраивались для нее гульбища, а также палаты и гульбища для гостей, — обращались к солнцу и к самым красивым местам города.
С западного гульбища палат Трубинского за ближайшими садами и дворами открывался вид на Пскову, Кром, Довмонтов город, Нижние решетки, реку Великую и Завеличье. Центр панорамы занимал Кром, его скалистая возвышенность, белые стены и башни, собор и Владычный двор. Слева от Крона, за темными деревянными Рыбными рядами выступал Довмонтов город, его белые стены, разноцветные блестящие главы церквей, звонницы, золоченые кресты, лишь кое-где перебиваемые верхами гражданских построек. Направо были Решетки. Темные силуэты стен и башен Детинца и Решеток и отбрасываемая ими тень контрастировали со сверкающей поверхностью Великой и блестками ряби на Пскове. Картина завершалась далекой перспективой, первый план которой составлял противоположный берег Великой с монастырями, а даль сливалась синей полосой лесов с небом.
Перед выходившими на гульбище палат в Волчьих ямах открывалась Пскова, от Верхних решеток и почти до Примостья, с ее извилистыми зелеными берегами, по которым внизу рассыпались мельницы и бани, а наверху перемежались монастыри и дворы горожан. Перспектива замыкалась блистающим вдали сквозь воздушную дымку Троицким собором. Не менее прекрасными были виды города, открывавшиеся с гульбищ многих других палат того времени.
Хотя в XVII веке в Пскове была построена не одна сотня каменных гражданских зданий, все же основная масса городской застройки была деревянной. Деревянных строений насчитывалось тысячи. До настоящего времени в Пскове сохраняется памятник деревянной архитектуры XVII века — церковь Варвары в Петровском посаде. Она дошла до нас не в первоначальном виде. От крыльца остались только следы — гнезда в западной стене притвора, в которую были врублены части первоначального крыльца. Однако у наличников окон этой постройки осталась еще часть украшавшей их резьбы.
Сохранившиеся случайно в разных местах обломки и части деревянных построек XVII века показывают, что при всей простоте форм и конструктивности псковской деревянной архитектуры она не оставалась без декорации, без украшений.
Впрочем, фигурные деревянные части зданий того времени не всегда правильно называть резными — они обрабатывались топором, получая крупные формы, издали привлекавшие внимание, и лишь кое-где усложнялись мелкими порезками, сделанными резцами. Крыши прихотливой «бочечной» формы, применявшиеся, как мы предполагаем, в Пскове уже в XVI веке, продолжали украшать деревянные хоромы и крыльца палат или входили в их покрытия в качестве обрамлений слуховых окон. Сохранившиеся документы говорят нам о росписи деревянных частей построек.
В XVII веке застройка Пскова не вышла за пределы, достигнутые уже в середине XVI века. Однако за счет постройки большого числа новых дворов и зданий, среди которых было множество каменных, за счет реконструкции и усиления укреплений вид Пскова настолько обогатился, что 70—80-е годы XVII века можно считать порой наивысшего богатства его архитектурного облика. Своеобразие его в это время ничуть не уменьшилось. Многие из старых псковских монументальных церковных строений сохранялись еще в почти неперестроенном виде, как сохранялась в основных чертах прежняя планировка города и его общая композиция. Более крупный масштаб некоторых построек XVII века, новые архитектурные доминанты, выросшие в это время, не вступали в противоречие со сложившейся композицией города, а подчинялись ей.
* * *
О том, что владение землей «в одерень» «не было монопольным правом или привилегией какой-либо социальной группы», писала Л.М. Марасинова. Она, однако, полагала, что приобретатели земли не могли быть крестьянами, на чью долю оставалось только продавать свои земли, превращаясь в изорников. Думается, что до настоящего времени в нашем распоряжении нет данных, позволяющих сколь-нибудь уверенно обосновать социальную стратиграфию непривилегированной части сельского общества Псковской земли. К аналогичным выводам пришел в свое время СБ. Веселовский: «В княжеской Руси существовал не менее многочисленный класс мелких землевладельцев, по размерам своих владений и по характеру хозяйства очень близкий к крестьянам позднейшего времени… Мелкие вотчинники владели деревней по жеребьям, т.е. как дольщики или сябры-крестьяне». По псковским актам мы не можем провести четкую границу между мелкими вотчинниками-земцами и крестьянами-чернокунцами. Такие покупатели, как Антон с братьями, Власий, Никон и Анфим, вполне могли быть как вотчинниками-земцами, так и чернокунцами12. Землями «в одерень» могли владеть все категории населения Псковского государства, кроме холопов. Такую интерпретацию косвенно подтверждает и западноевропейский материал. Н.П. Грацианский писал, что в актах «социальная квалификация» собственника земли «в подавляющем большинстве случаев отсутствует совершенно, и даже лица графского рода сплошь и радом фигурируют в бургундских грамотах X—XI вв. с одними лишь личными именами»13. Рад фактов не позволяют принять гипотезу о владении землей «в одерень» как полной и безусловной собственности. По духовной Павла движимое имущество («живот») и недвижимость («село земли») переходят в пожизненное владение его вдовы Федосьи. Село переходит к ней, используя терминологию других актов, «в кормлю» («пить ей и есть со отчине моей до ея живота»). Движимое имущество («живот») переходит Федосье «в одерень», но тут же выясняется, что она не может распорядиться самостоятельно «животом», который должны продать и раздать в милостыню душеприказчики Павла14. Значение термина «одерень», как нам кажется, отчасти проясняет список с ободной грамоты на земли троицкой слободы конца XV — начала XVI в. В отрывке этого акта, имеющего государственное происхождение, помимо терминов «в одерень» и «дерноватая грамота», трижды употребляется термин «дерн» («дерен»). Из ободной грамоты ясно, что в одном «ободе» с землями, пожалованными слободе, находились принадлежавшие жителям Изборской волости и псковичам частные владения (лядины, пожни и нивы), с которых «Господин Пскову… дерну не имал»15. Дерн, таким образом, приобретает в этом акте значение государственного налога или совокупности налогов, которые взимаются с государственных земель, находящихся, в частности, в пользовании слобожан. Формула «в одерень», по нашему предположению, изначально как раз и должна была символизировать частное владение лица или рода, свободное от особого государственного обложения, которое в Пскове носило название «дерна». Данная гипотеза может служить лишь одним из подступов к сложнейшей проблеме изучения социальной структуры средневекового Пскова. В основе дальнейшей работы над ней должны лежать микрорегиональные исследования, основывающиеся на материалах писцовых книг.