Холм бывшего Городца

Большое внимание в это время было уделено западному «фасаду» Пскова, открывавшемуся целиком глазам каждого подходившего к городу по суше с Завеличья или проплывающего по реке Великой. Название «фасада» здесь можно применить лишь условно, так как открывающаяся отсюда картина имела большую глубину. С высокого берега реки Великой просматривались крупные постройки почти всего города. Вместе с тем уже с давних пор именно у западной стороны Пскова располагались на первом плане наиболее красивые архитектурные комплексы. Здесь был поставлен Княжий двор, сперва в Довмонтовом городе, потом у Власьевских ворот; здесь стояли подворья Спасо-Елизаровского и Псково-Печерского монастырей, «Красный двор» с церковью Пантелеймона и ряд церквей. В XVII веке в этот передний ряд были внесены новые здания, украсившие панораму. Наиболее выдающимся из них являлся храм Одигитрии на Печерском подворье, ставший здесь после Троицкого собора, пожалуй, наиболее сильным архитектурным акцентом. Насколько строители этого здания сознательно решали градостроительную задачу, говорит композиция этой церкви. Ее центральная глава была сделана особенно большой. Огромный купол ее, покрытый блестящей поливной чешуей, золоченые кресты пяти глав четверика и девяти глав колокольни воспринимались отовсюду, откуда только открывался вид на ЭТУ сторону города. Стены, барабаны и шатер колокольни этой церкви были выкрашены желтой охрой. На фоне белых с синими тенями каменных зданий, зелени и темных деревянных построек церковь Одигитрии не только вблизи, но и издали звучала необыкновенно ярким мажорным пятном, придававшим еще более праздничный характер всей картине города. Этому способствовала и смелая группировка ее крупных асимметрично поставленных объемов и ее эффектные украшения, читавшиеся на большом расстоянии.

XVII век внес новые мотивы и в дальние планы Этой картины. На холме бывшего Городца поднялась новая колокольня церкви Михаила архангела, и таким образом не только первый, но и второй план западного «фасада» города украсился каменными шатрами, обогатившими силуэт Пскова.

Прогуливаясь по современному Пскову, трудно представить себе древний Псков. И тем не менее, осматривая памятники старины, необходимо пытаться вообразить ту обстановку, в которой эти памятники создавались. Очень большое значение имеет масштаб планировки города и тех построек, которые окружают памятники. В старинном Пскове, особенно в Пскове XVII века, были не только мелкие здания, но и очень крупные. Однако все же модулем для суждения о величине зданий города и самого города в целом служили многочисленные строения рядовых жилых дворов. Они были очень небольшими. Их величиной диктовались и размеры кварталов, и ширина улиц, — то есть вся сетка планировки, резко отличная от нынешней прежде всего своим масштабом. Когда современный человек узнает о том, сколько церквей и монастырей было в некоторых частях Пскова в XVI или XVII веке, ему кажется, что места для гражданских построек там уже не оставалось. Но в старом Пскове между этими церквами и монастырями размещалось еще множество строений, улиц и переулков. Понятно, что сами эти храмы, кажущиеся теперь такими скромными по величине, выглядели крупными, а некоторые огромными сооружениями. Город казался необыкновенно обширным и богатым.

*     *     *

Смерды

Изучение истории сельского населения Псковской земг-ли в XIII—XV вв. сопряжено с источниковедческими и терминологическими трудностями. Источниковая база по аграрной истории чрезвычайно скудна: это 45 актов XIII— XV вв., Псковская судная грамота и летописные сообщения XV в. Реконструкция структуры сельского населения на основании этих материалов может носить лишь гипотетический характер, тем более что сведения источников часто противоречивы. Так, смерды упоминаются в договорной грамоте 1440 г., двух частных актах и в летописных сообщениях 1484—1485 гг. и не упомянуты в Псковской судной грамоте.

В трудах отечественных историков второй половины XX в. смерды единодушно признаются лично свободными крестьянами, платившими дань князю и Господину Пскову. Правда, оценки положения смердов в структуре сельского населения существенно различаются. А.Л. Хорошкевич, опираясь на исследования А.А. Зимина, считает смердов людьми с низким социальным статусом, своего рода государственными рабами: они, по мнению исследователя, «представляли собой население княжеских сел, передаваемых городом «в кормлю» князьям, приглашаемым для их обороны»16 . Села смердов, полагает А.Л. Хорошкевич, — это своего рода реликт, сохранявшийся лишь в силу архаизма политико-экономических структур в вечевых городах. На наш взгляд, в изучении сельского населения Псковской земли следует применить метод комплексного анализа источников, когда обращению к летописям должно предшествовать исследование актового и законодательного материала, а также нарративных источников, известия которых не допускают двоякой трактовки.

Впервые псковские смерды фигурируют в древнейшем акте с упоминанием судебного процесса о земле — грамоте XIII в. великого князя Александра и посадника Твердила рожитчанам. Жители Рожитцксго острова в Кулейской губе отстояли свои права на «мох» — по-видимому, заливные луга, находившиеся в споре с монахами Спасского монастыря. Главным аргументом в судебном процессе стала «смердья грамота» или несколько грамот, упоминаемых в акте и доказывавших права Лочко, Ивана и других «рожитчан» на спорные земли: «…аже в грамотах мох Л очков и Иванов и всех рожитчан». По вопросу об упоминаемых в акте «смердьих грамотах» в литературе существуют две точки зрения. Л.М. Марасинова считает эти акты документами, фиксировавшими какие-то предшествующие сделки с этой землей, а Ю.Г. Алексеев полагает, что они содержали перечень земель, принадлежавших общине, или описание ее межей. Думается, что документ дает основания как для первого, так и для второго суждения, и решить проблему можно лишь сравнением его с другими источниками. Важнее подчеркнуть другое: «все рожитчане», «выложившие» на процессе смердью грамоту, в акте княжеско-посадничьего суда не названы смердами18. Можно ли это обстоятельство счесть случайным следствием несовершенства в оформлении документации или такое упущение было закономерным?

Термин «смерд» уже в эпоху Русской Правды не использовался как специальное наименование определенной социальной группы. Он применялся в памятниках законодательства с целью подчеркнуть исключительные обязанности сельского населения либо права привилегированных сословий, как, например, в Русской Правде или княжеско-новгородских докончаниях. Лочко, Иван и их соседи осознавали себя, прежде всего, как общину «рожитчан», чьи права на землю были зафиксированы документально. Княжеско-посадничья власть определяла их как смердов в тех случаях, когда с «рожитчан» взимали дань, и, возможно, в самой «смердьей грамоте» (несохранившейся) жители Рожитцкого острова назывались смердами.

   Назад ←  ●  → Далее

 

Сайт создан в системе uCoz