Границами владений были «пути» (дороги), «разгонные» и «раскладные» межи, приметные деревья и камни в лесах и на пожнях. Поскольку в деревне сохранялась община, пользование такими угодьями, как сенокосы, водопои, леса было коллективным, но любой полноправный общинник мог по своей воле отчуждать и личную землю, и доли в общинных угодьях. В Пскбвском государстве сложилась устойчивая структура землевладения: землями владели церкви, монастыри, посадники, земцы, крестьяне-общинники (в источниках иногда именующиеся смердами). Характерной чертой землевладения в Псковском государстве была дробность, череспо-лосность и раздробленность.
Второй момент связан со стремлением к укромности, обособленности позиции молящегося, к интимности переживания: «попом и простьцем держати пости и поклон, и милостини и пенье нелицемерное втайне идеже не видит никтоже, не слышит но токмо един бог; в малей церкви, еже есть келья своя ти ту есть лепо; а в великой церкви пети и кланятися до земы то есть не все за ся, но господня часть за ся, ако все за кристьяны и за князя: вернии бо человецы в своей клети бога моляща кланяються за кристьяны и за князя». Эти слова невольно вспоминаются в угловых помещениях псковских церквей, они же определяют многое в их общей пространственной выразительности. Насколько подобные настроения были распространены, показывает сама история псковского монашества. Ни пустынножительство, ни общежительные монастыри не получили в Пскове XIV в. развития. Для первого не хватало отрешенности от мира и напряженности духовного переживания, для вторых — общинной соединенности молитв и отказа от мирских различий, Наиболее подходящими оказались келиотские, особножительные монастыри очень небольшие, от 2 до 7 человек (последние считались большими) имущественные вклады, делаемые при поступлении, возвращались при выходе из монастыря. Отдельный быт и отдельное питание («особь койждо себе в келиях ядяху») — и совместное присутствие лишь в церкви.
Иконы из Образского храма, подобно чудотворным, были размещены «на оутверже-ние гражаном» в наиболее почитаемых церквах. 1 апреля 1544 г. , спустя 6 лет, вновь горело Полонище. Летописец сообщал, что пожар, охвативший южную часть Полонища, включая монастыри Покрова и Иоакима и Анны, уничтожил более 700 дворов. Главными улицами Запсковья были: Званица (теперь — Леона Поземского) и Большая Запсков-ская (теперь улицы Герцена и Верхне-Вереговая). На них ставили приходские церкви, и к ним тяготели монастыри. Во второй половине XVII века на них, особенно на Званице, стали уже строить дворы псковские богачи.
Тогда же было восстановлено первоначальное восьмискатное покрытие (к сожалению, как и нишки на южном фасаде, не совсем точно). Остальные части здания остались в том виде, в каком они были в XIX веке. Монастырь, подобно Старовознесевскому, стоял на горке и, как и многие другие псковские городские монастыри, посреди площади, в которую вливались окрестные улочки. Очень любопытный памятник — двойная церковь Рождества и Покрова в Углу, или на Проломе, принадлежавшая в прошлом Покровскому, монастырю. Построена она, по всей вероятности, в XVI веке.
Соединение широты природного ландшафта и небольшого масштаба архитектуры ощутимо здесь и сегодня, хотя каменные укрепления XVI в. и грандиозный Троицкий собор XVII в. во многом изменили характер городского пейзажа. Говоря об архитектурном облике Пскова, нельзя не сказать об ансамбле окружавших его монастырей. В первой половине XIV в. к югу от города их возникло не менее пяти. Вопреки распространенной точке зрения И. К. Лабутина показала, что все монастыри этого времени были не городскими, а пригородными. Они стояли в стороне от застройки по рекам или у дорог и лишь постепенно, с расширением города, оказывались внутри его стен. Но всегда вокруг города существовали неотделимые от него в речных панорамах небольшие монастыри, придававшие пейзажу приветливость и рукотворность. Эпоха активного каменного строительства начинается в Пскове с 1360-х годов.
Рядовые строения посада стали крупнее, повысилась их этажность. Деревянная застройка чаще, чем раньше, стала перебиваться каменными зданиями храмов и гридниц. Чуть ли не на всех крупных перекрестках посада появились монастыри с каменными храмами, белые стены которых, звонницы, блестящие главы и кресты просматривались из конца в конец города. Отдельные части города — Кром, Довмонтов город, Средний город и Окольный город с Запсковьем, отличаясь друг от друга, в то же время приобрели архитектурное единство, главным образом благодаря украсившим их каменным церквам. Старым церквам путем их реконструкции, вернее обстройки приделами и галереями, была придана художественная общность с новыми. В частности, это относится к Троицкому собору в Детинце.
Все они упоминаются впервые только в XVI веке, но были основаны раньше. К северу от города на Запсковском берегу реки Великой «за Варлаамскими воротами» стояли монастырь Лазаревский в Поле и церковь Спаса в Лугу. В XV веке, вероятно, существовал уже и Петропавловский Середкин монастырь. На противоположном берегу реки Великой были монастыри: Николы с Волоку, основанный еще в XIV веке (против Снетогорского монастыря), Стефановский с Луга, Рождественский Иглин. На Завеличье, кроме известных уже нам Мирожского и Ивановского, было еще семь монастырей.
Войска Шигалея и второго воеводы, князя М. Глинского, безжалостно грабили местное население: «И тот князь Михайло людьми своими, едоучи дорогою, сильно грабил своих, и на рубежи люди его деревни Псковские земли грабили, и живот секли, да и дворы жгли христианские». Уже в октябре 1558 г. начались нападения немецких рыцарей на Псковскую землю: немцы «изгоном» напали на Красный городок и Себеж, жгли посады и монастыри, грабили волости. После Николина дня (9 мая) 1562 г. литовский отряд совершил диверсию против Опочки: «…хотели посад зажечи, и гражане не дали зажечи посаду, за надолбами отбилися; и многых от них постреляли з города; и они та же Литва воевали по волостям, и семь волостей вывоевали, и монастыри пожгли». В сентябре 1562 г. новый литовский отряд из Влеха (совр. Виляка) совершил нападение на окрестности Пскова, разорив волости Муравейно и Овсища и захватив много пленных. На местное население тяжким бременем ложилась обязанность поставлять «посоху» — вспомогательные войска, использовавшиеся главным образом во время осады.
Это свидетельствует о нескольких обстоятельствах. Первое — об очень большом авторитете Мирожского монастыря и, возможно, о какой-то преемственности от нега при возникновении Снетогорского. Это были главные и единственно общежительные монастыри до начала XV в. Второе — такое прямое копирование памятника, построенного почти на двести лет раньше, является уникальным в истории древнерусского искусства. Обычно памятник, служащий основанием архитектурной традиции, образует цепь подражаний, начиная с близкого к годам его создания времени.
Это было возможно только для очень богатых людей. Поэтому в древнем Пскове встречались также монастыри «мирского построения», то есть основанные на общие средства жителей какой-либо части города. Условия, в которых создавались в Пскове монастыри, придали им весьма своеобразный характер. Они являлись своего рода деловыми предприятиями на паях.
Повалуша перекрывалась деревянным потолком. По-видимому, совершенно такого же типа были и каменные жилые здания на городских дворах. Сообщая о постройке в 1536 году в Среднем городе палат для архиепископа Макария, летописец добавил, что псковские монастыри ему «повалушу склали» и «мшили» горницы, то есть строили из бревен с прокладкой их мохом. Не меньше чем монастырям и духовным владыкам, каменные палаты были необходимы псковским купцам того времени. В 1510 году великий князь Московский отобрал от псковичей клети на Крому, и с тех пор купцы хранили свои товары и запасы на собственных дворах. Без каменных зданий они уже не могли обойтись.