Каменные амбары и лавки
Поддоны для душевых кабин источник.
В XVII веке, особенно во второй его половине, в Пскове строились из камня не только жилые палаты и дворы, но и производственные, торговые, административные здания, постройки военного назначения, ограды казенных дворов и монастырские палаты. Производственные здания можно было с первого взгляда отличить от жилых. Над ними не было деревянных хором с вышками, из их объемов не выступали ни крыльца, ни гульбища. Они бывали одноэтажными и в два этажа, но всегда отличались крайней простотой.
Каменные торговые строения были очень разными, в зависимости от их назначения. Палаты заезжих дворов, низ которых служил для склада товаров, а верх для постоя иногородних купцов, напоминали жилые здания, так как и в этом случае жилые помещения (хотя они и были временными) строили тоже из дерева. Правда, в некоторых случаях в таких зданиях использовали для жилья и каменные палаты. Но эти постройки нетрудно было отличить от частных жилых зданий. Они не имели ни этажей с палатами для приема гостей, ни сенников, вышек и светелок, ни каменных и деревянных гульбищ. В складочные палаты нижнего этажа обычно устраивались отдельные входы, нередко с каменными тамбурами при них. Впрочем, каждая из построек этого рода отличалась какими-либо своими только ей присущими чертами.
Из документов XVII века мы знаем о том, что тогда строились каменные амбары и лавки. Лавки делали закрытыми, с затворами из «досчатого» железа, или открытыми, из которых по окончании торговли товары увозили в склады. Иногда лавки делались двухэтажными, нередко со складом товаров наверху. Перед лавками устраивались поднятые над уровнем земли деревянные помосты. Ряды лавок на торгу объединялись в длинные здания. К концу XVII века Суконный ряд в Большом торгу был образован с двух сторон каменными лавками. К ним примыкал гостиный двор, обведенный в 1694 году кругом каменными зданиями лавок и высокой каменной стеной, протяжением более трехсот метров с двумя проезжими воротами. Внутри двора тоже располагались каменные палаты и лавки. Каменные постройки были и на немецком и шведском дворах на Завеличье.
До сих пор еще существуют построенные в 1685 году палаты, входившие в состав одного из псковских «кружечных дворов», то есть казенных питейных заведений. Здание это мало отличалось от производственных построек.
Как можно судить по недавно еще сохранявшимся остаткам Стрелецкого приказа, а также по существующим остаткам Приказных палат, здания административного назначения возводились на нижнем этаже, служившем для хранения имущества, архива и для временного содержания «колодников». Во втором этаже устраивалась палата для бояр и отдельное обширное помещение для дьяков и подьячих, которые вели канцелярские дела. Второй этаж Стрелецкого приказа был перекрыт деревянными потолками. Все помещения Приказных палат перекрыты сводами. Характерной принадлежностью зданий этого рода были крыльца, которым, судя по Приказным палатам, придавались большие размеры и торжественная композиция, что соответствовало назначению этих построек. Кроме этих двух, были еще и другие каменные здания административного назначения, например, палаты для площадных подьячих, Казачий приказ на площади Старого торга. Но их остатки до сих пор не обнаружены, и потому о них мы не можем сказать что-либо определенное.
Также бесследно исчезли больничные палаты, которые помещались у стены Среднего города, рядом с Казанской «от больницы» церковью.
С нуждами обороны города были связаны зелейные палаты, караульни и шатры, защищавшие от дождя поставленные у городских ворот пушки и пищали. Зелейные палаты были не только на Крому, но и в Среднем городе на «казенном Государевом дворе» (верхний этаж этого здания использовался как арсенал и склад).
* * *
Обратимся к типологически сходному, новгородско-двинскому материалу. С XIII в. новгородским актам знаком оборот «в одерень», первое бесспорное упоминание которого содержится в духовной Климента, передавшего в 1255—1257 гг. два села «одерьнь святому Гергью». В 1333—1342 гг. «одерень себе и своим детем» купил Тайбольскую землю Лука Варфоломеевич. В Новгороде, подобно Пскову, «в одерень» покупали городские дворы, как это сделал Максим Фалелеев во второй четверти XV в. Наиболее поздний акт с упоминанием оборота «в одерень», относящийся к собственно новгородским (будущим пятинным) землям, датируется 60—70-ми годами XV в.
Двинские акты, в которых употребляется оборот «в одерень», являются наиболее крупным документальным комплексом эпохи независимости Новгорода, насчитывающим более 140 купчих, духовных, данных и рядных грамот. Самый ранний двинской акт датирован концом XIV в. Именно двинские грамоты позволяют проверить некоторые гипотезы, касающиеся оборота «в одерень». А.И. Копанев писал о том, что формулы купчих «в одерень» и «впрок без выкупа» свидетельствует «о неограниченных правах нового владельца на приобретенную землю». Отождествив оборот «в одерень» с формулой «впрок без выкупа» из купчих Северо-Восточной Руси, В.Ф. Андреев также пришел к выводу о «незыблемости владения купленной недвижимостью», гарантированной «дерноватыми» грамотами.
Единичные акты, тем не менее, свидетельствуют о реальной возможности родового выкупа проданной «в одерень» вотчины. В 50-х годах XV в. Андрон Леонтьевич выкупил тоню на берегу Белого моря — «отцину свою… из дерну и з дерною грамотою». Любопытно, что в заключении выкупной грамоты стоит клаузула, традиционная для купчих: «А выкупил собе и своим детем одерень». Очевидно, что в данном случае оборот «в одерень» вовсе не гарантировал первому покупателю незыблемость сделки.
Формула «в одерень» активно использовалась в актах двинских крестьян и своеземцев и в XVI в. В.Ф. Андреев, основываясь на факте вытеснения формулы «одерень» из новгородских и обонежских купчих к середине XV в., сделал вывод, что «процесс выпадения доактовых элементов из формуляра новгородских и обонежских купчих зашел в XV в. дальше, чем на Двине, а значит, новгородские купчие прошли… более долгий путь развития, чем двинские, что в свою очередь указывает на более высокий уровень поземельных отношений в центре новгородской земли, нежели на ее окраинах»9. Такой вывод вызывает определенные сомнения, так как по ходу интерпретации фактов рабочая гипотеза выступает в качестве аргумента. Вряд ли «выпадение» таких формул, как «одерень», происходило путем эволюции актового формуляра. В отличие от двинских актов, мы располагаем единичными документами подобного типа, относящимися к собственно новгородским землям (шесть актов XIII— XV вв.), так что в данном случае вполне возможна аберрация, вызванная недостатком источников в одном случае и их относительным обилием в другом.