Андрей и Борис отъехали из Пскова накануне Воздвиженья (14 сентября), разорив при этом Мелетовскую волость. Помощь от великого московского князя осенью 1480 г. так и не пришла: армия хана Ахмата подходила к Оке, и все наличные силы были мобилизованы для отражения татарской агрессии. Лишь после отступления Ахмата с берегов Угры зимой 1480 г. в Москву был отправлен посадник Филипп Пукышев с просьбой о военной помощи. Иван III отправил в Псков сначала новгородских наместников, прибывших 16 января, к 11 февраля 1481 г. подошли московские войска, и общая численность русской армии вторжения достигла 20 тыс. человек. Воеводы князья Иван Булгак и Ярослав Оболенский решили направить февральское наступление русской армии против владений магистра в южной Эстонии. Союзная армия захватила замок Тарваст и 1 марта осадила резиденцию магистра Вельяд (Вильянди).
Наиболее ранним актом, содержащим этот термин, является грамота 1463—1465 гг. , направленная «от всех посадников псковских, и от бояр псковских, и от купцов, и от всего Пскова» городскому магистрату Риги. Этот стандартный оборот формуляра встречается в еще нескольких псковских внешнеполитических актах. Так, в посланиях Ивану III1477 г. и польскому королю Казимиру 1480 г. интитуляция включает в себя перечень государственных должностей и социальных статусов псковичей, от имени которых составлялись акты: «…посадники псковские, и степенные, и старые посадники, и сынове посадничьи, и бояре, и купцы, и житьи люди, весь Псков…». Договорная грамота Пскова с Ливонским орденом 1503 г. перечисляет состав псковского посольства, в которое входили двое посадников, пятеро бояр, трое купеческих старост и городской писец.
Дьяк Долматов фактически предъявил ультиматум, заявив, что если псковичи не выполнят названных условий, «ино у него много силы готовой, ино тое кровопролитие на тех будет, хто государевы воли не сотворит». Долматов заявил также о намерении Василия III посетить Псков и «поклониться святой Троице». В летописном рассказе о переговорах Долматова с Псковом не упоминается проблема посадничества: по всей видимости, власть посадников трактовалась в ходе переговоров как атрибут веча. Большая часть посадников в январе 1510 г. находилась под арестом в Новгороде, и они уже не принимались в расчет как политическая сила. Об этом свидетельствует письмо переводчика из Дерпта Ханса фон Радена, прибывшего в Псков 19 января: «И великий князь держит большинство псковских посадников в тяжелом заточении в Новгороде»10. Решающее событие произошло на вече 13 января, когда посадники объявили дьяку Долматову решение Господина Пскова: в соответствии с ранее заключенными договорами с великим государем Псков под его властью будет по-прежнему «жить по старине в добровольи».
Поскольку в деревне сохранялась община, пользование такими угодьями, как сенокосы, водопои, леса было коллективным, но любой полноправный общинник мог по своей воле отчуждать и личную землю, и доли в общинных угодьях. В Пскбвском государстве сложилась устойчивая структура землевладения: землями владели церкви, монастыри, посадники, земцы, крестьяне-общинники (в источниках иногда именующиеся смердами). Характерной чертой землевладения в Псковском государстве была дробность, череспо-лосность и раздробленность. Мы не располагаем сведениями о крупных феодальных вотчинах; даже земли посадников состояли из небольших деревень, находившихся в разных, порой удаленных друг от друга местах. Уникальным источником по истории землевладения является духовная Акили-ны 1417—1421 гг. : ей, жене псковского князя и сестре посадника, принадлежало всего 13 дворов в псковских засадах и пригородах. Кроме того, наблюдалось такое явление, как землевладение сябров (соседей). Сябрами могли стать крестьяне распадавшейся общины, земцы, покупатели мелких вотчин из числа горожан.
Крупнейшее строительство в 1422— 1424 гг. , когда за три года были возведены «Перси кромскыа», также осуществлялось двумя сотнями мастеров, взявших 1200 рублей найма. В начале существования Пскова Довмонтов город, видимо, представлял собой обычное поселение посада. Возможно уже в XII веке, на его территорию перешел княжий двор.
Новая орнаментация, выполненная по рисункам архитектора Ф. П. Нестурха в ложном «византийском» духе, изменила характер наружной обработки и внесла в декор, и без того не совсем выдержанный, еще больший разнобой. А. Л. Хорошкевич считает, что смерды не упомянуты в Судной грамоте потому, что «не принадлежали городскому суду, а только суду князя, подобно другим категориям холопов», только, в отличие от княжеской челяди, смерды «не подлежали вывозу из городской округи». «Статус смердов, — пишет А. Л. Хорошкевич, — находившихся в коллективной зависимости от псковского наместника, ставленника великого князя всея Руси, позволял последнему считать себя единственной высшей судебной инстанцией по отношению к этой категории зависимого сельского населения». Таким образом, исследовательница полагает, что так же, как великий князь выносил вердикт по делу смердов в 1485—1486 гг. , псковский князь-наместник судил смердов наряду со своими холопами без участия городских представителей — посадника и сотского, и не по псковскому законодательному кодексу, а, видимо, на основе норм обычного права. Но такое положение вещей противоречило бы интересам вечевого города.
Первый удар немецкого войска пришелся на псковичей, которые дрогнули и бежали; вслед за ними побежали москвичи. Союзную армию спасло только то, что орденское войско, обессиленное схваткой и в условиях наступавшей темноты, прекратило преследование, и русские смогли без больших потерь уйти в Псков. Тем не менее на следующий день немецкая армия осадила Изборск. Изборяне сожгли посад и сели в осаду, а немцы предпочли совершить марш вглубь псковских земель. Орденские войска попытались переправиться через Великую в Колбежицкой губе (ныне — Палкинский район), но на бродах встретили псковское ополчение, включавшее конницу и пехоту. Получив отпор, немцы двинулись к Острову.
На берегу реки Великой к югу от города, «на Всполье» стояли монастыри: Знаменский, Никитский с Поля, Образский «в Песках, над Великой рекой», Никольский с «Прощи», Фрола и Лавра «над Великой рекой, у песков, у камня», Сретенский Александров. В конце 1406 — начале 1407 г. Псков изгнал князя Даниила Александровича из рода князей ростовских, занимавшего княжеский стол с 1401 г. Конфликт с князем произошел в разгар эпидемии; более того — само изгнание наместника было связано с непрекращавшимся мором. Летописец передал почти прямую речь представителей псковского веча, обращенную к князю: «Яко тебе ради бысть не престающий мор сии оу нас, поеди от нас; он же поеха изо Пскова…» Изгнание Даниила не могло быть связано с военными неудачами, поскольку незадолго до этого в октябре 1406 г. псковский отряд во главе с князем и посадником Юрием Филипповичем совершил успешный поход в глубь Ливонии. Не могло быть связано изгнание и с общей низкой оценкой псковичами личности князя, ибо через год на Сретенье 2 февраля 1408 г. Даниил вернулся в Псков и «прия его честно». Скончавшийся 4 апреля 1409 г. , Даниил удостоился погребения в Троицком соборе и почтительной эпитафии летописца: «Бысть тогда во Пскове туга и печаль по благо-любивом князи: бяше бо боголюбец, показася в мире приветлив, церкви оукрашаа, попы и нищаа любя и кормя, милостыню вдаа сиротам и вдовицам». Даниила сменил прибывший в Псков 15 марта 1407 г. новый наместник Константин Дмитриевич — брат великого князя Московского Василия.
Из Пскова были изгнаны княжеские тиуны («…а кои и были люди во Пскове Ярославли, тех псковичи выгнаша изо Пскова»), а вскоре Ярослав утратил и новгородский стол. Он вернулся в Новгород лишь 30 декабря 1230 г. , а в течение 1231 г. князь смог восстановить контроль и над Псковом, посадив здесь в качестве наместника тысяцкого Вячеслава. Однако уже в 1232 г. город был захвачен группировкой новгородских бояр во главе с бывшим посадником Борисом Негочевичем, а Вячеслав попал к ним в плен. В ответ Ярослав арестовал оказавшихся в Новгороде псковских гостей с товарами, и летом 1232 г. между Ярославом и псковичами шли переговоры, сопровождавшиеся торговой блокадой Пскова.