Князья Глинские
Летом 1508 г. на Русь выехал один из крупнейших магнатов Великого княжества Литовского — Михаил Львович Глинский со старшим братом Иваном Мамаем и братом Василием Слепым. При этом он получил «в вотчину Ярославец и Боровеск в кормление». Соседняя Медынь была дана в вотчину братьям кн. Михаила Ивану и Василию, а другие выехавшие с ними князья и дворяне получили поместья и кормления. Пожалование кн. Михаила Глинского в придачу «кормлением» было новостью в практике награждения служилых князей, известным шагом в ограничении их суверенитета. В данном случае московское правительство использовало опыт обеспечения выезжавших на Русь татарских царевичей, получавших города «в кормление».
Но Боровск и Ярославец, отобранный у Шемячичей, были только временным владением Михаила Глинского. Его честолюбивые планы простирались значительно дальше. Самое деятельное участие принимал М. Л. Глинский в походах на Смоленск. В первом походе 1512—1513 гг. он был в большом полку у царевича Петра и Д. В. Щени. Во втором и третьем походах 1513 и 1514 гг. М. Л. Глинский в рати Д. В. Щени возглавлял передовой полк. Являясь инициатором Смоленских походов, Глинский полагал, что, присоединив Смоленск, великий князь пожалует его этим крупным городом. Не получив Смоленска, Глинский попытался осенью 1514 г. бежать в Литву, был пойман и брошен в заточение.
21 января 1526 г. Василий III женился на племяннице кн. Михаила Елене Глинской, тем самым приобретая некоторые права на борьбу за главенство в Великом княжестве Литовском, которую в свое время вел ее дядюшка. Сам же кн. Михаил был выпущен из «нятства» только в феврале 1527 г.; он был женат на дочери кн. Ивана Немого Оболенского. Большая группа московской знати, в свою очередь, поручилась за Глинского перед Василием III (в случае побега Глинского они должны были уплатить громадную по тем временам сумму — 5 тыс. руб.). В вотчину-княжение на этот раз беспокойный князь, очевидно, получил Стародуб Ряполовский. Возможно, он был пожалован и Юрьевцем
Поволжским в «кормление» (городок, находившийся в кормлении у татарских царевичей).
В последние годы княжения Василия III Михаил Глинский пользовался полным доверием великого князя, хотя не всегда его оправдывал. Так, в 1530 г. он как один из князей, чьи владения находились на Волге, был послан во главе военной рати на Казань. Город должен был пасть. Но кн. Михаил повздорил с главой судовой рати И. Ф. Вельским, и результат похода не был достигнут. В отличие от Вельского кн. Михаил на этот раз не пострадал. Литовские планы заставляли Василия III смотреть сквозь пальцы на некоторые оплошности его дядюшки. В 1531/32 г. кн. Михаил Глинский был одним из душеприказчиков великокняжеского духовника протопопа Василия.
В январе 1533 г. кн. Михаил наряду с другими крупнейшими русскими вельможами присутствовал на свадебной церемонии у кн. Андрея Старицкого. Во время предсмертной болезни Василий III назначил его и кн. Д. Ф. Вельского опекунами малолетнего наследника престола Ивана. Однако в ходе придворной борьбы, как крупная политическая фигура, он внушал опасения различным группировкам московской знати. Поэтому осенью 1534 г. он был брошен в заточение, где и умер в 1536 г. В 38 верстах от Александровой слободы находилось одно из владений князя Михаила Глинского. Вероятно, сам кн. Михаил, на положение боярина не перешел , но его племянники получили боярство около 1547 г.
В первой трети XVI в. в Русском государстве существовала влиятельная прослойка так называемых «слуг», или «служилых князей», образовавшаяся в основных своих чертах в результате присоединения к России западнорусских земель. Это Мстиславские, Одоевские, Глинские, Воротынские, Вельские, Трубецкие и др. Они по своему положению занимали как бы промежуточное положение между удельными князьями и князьями Северо-Восточной Руси, потерявшими к концу XV—началу XVI в. суверенные права на старые княжения. Основное отличие «удела» от княжения служилых князей сводилось к тому, что княжение рассматривалось как наследственная вотчина (перешедшая от предков «слуги» или пожалованная ему великим князем) и обусловливалось несением военной службы московскому государю. Удел же — часть общерусских земель, завещанная великим князем своим прямым потомкам (как правило, детям). В отличие от удельного служилый князь не имел даже формальных прав на занятие великокняжеского стола.
Для характеристики прав и обязанностей служилых князей можно привлечь докончание 1459 г. новосильского и одоевского князя Ивана Юрьевича и его братаничей Федора и Василия Михайловичей с великим князем литовским Казимиром. Княжата прежде всего обязывались верно служить Казимиру и его детям и вообще тем, «хто будет великим князем на Литовской земли». Они отныне будут в «воли Казимнраве», в частности будут его союзниками в борьбе с литовскими врагами. В свою очередь, Казимир обязывался их «боронити». Великий князь литовский объявлялся сюзереном Ивана Юрьевича и его братаничей.. Без его воли они не могли впредь »вступать ни с кем в договорные отношения. Сам же Казимир обязывался «не вступаться» в ново-сильские и Одоевские земли даже после смерти кн. Ивана и его братаничей. Суд по спорным вопросам должен бытьсовместный — великого князя и кияжат-слуг.
Очень важно было то, что земли княжат-слуг не должны ни в каком случае выходить из-под великокняжеского суверенитета (даже в случае, если у княжат не будет «отрода», т. е. при выморочности владений).
Все эти порядки были близки к тем, которые устанавливались по докончаниям русских великих князей с их удельными братьями, ибо они также своими корнями уходили в права аристократии периода феодальной раздробленности. Но были и существенные отличия. О них мы частично говорили выше. В договоре Василия III с его братом Юрием 1531 г. последний обязывался «князей... служебных с вотчинами не приимати». Следовательно, удельные князья (каким был Юрий) считались рангом выше служебных. В частности, ни о каком «сместном» суде с великим князем в договоре 1531 г. не говорилось: удельный князь был полным хозяином в делах, касающихся его подданных. С. М. Каштанов показал, что кн. Ф. М. Мстиславский в 1533 г. был уже лишен даже права собирать дань со своих земель, позднее он снова (в 1538 г.) его присвоил.
Великий князь брал на себя ведение всех внешнеполитических сношений, связанных с интересами служилых князей. Когда в декабре 1518 г. с ним заключил договор Мухаммед-Гирей, то в «шерть» был вставлен пункт с обязательством крымского царя не воевать земель «князей, которые тебе (Василию III) служат и твоим детям — князь Ваеилей Шемячичь и князи Трубецкие» .
Служилые князья в первой трети XVI в. не составляли единой, сплоченной корпорации. Так, среди них выделялись князья Василий Шемячич, владевший громадным Новгород-Северским княжеством, и Семен и Василий Стародубскме, занимавшие переходное место между служилыми и удельными князьями. Формально числясь «слугами», они по существу считались как бы патронами северских княжат, часто находившихся во время войн на Юге и Западе под их командованием. На войну они ходили иногда обособленно, со своими войсками («Воротынские князи своим полком»). По существу же их владения по размерам и военно-политическому значению мало чем уступали уделам, да и формально они принадлежали к князьям московского дома. Оба они имели и земли в центре страны, но эти их «уделы» были крайне незначительны.
Следующее место в иерархии служилых князей занимали Вельские, Глинские и Мстиславские. Прежде всего, в отличие от Трубецких и Одоевских они были связаны родственными узами с Василием III, правда по женской линии. Они получили земли в «жалование», причем в центральных районах страны (они перешли на Русь без вотчин), а Трубецкие и Одоевские сохраняли корпоративные связи на местах.
Естественно, что первые были более привязаны к великокняжеской власти, которая им и платила своим преимущественным вниманием. Промежуточное положение между этими группами занимали Воротынские: им земли были пожалованы великим князем, но в районах их старинных вотчин.
В распоряжении московского правительства было много средств, обеспечивших в конечном счете полное включение служилых князей в состав представителей старомосковской аристократии, но этот процесс растянулся на всю первую половину XVI в. К числу использовавшихся средств относилась замена старых владений «слуг» новыми, где связи с землевладельцами у служилых княжат не были столь прочными. Позднее стала практиковаться раздача слугам земель не в «вотчину», а только в «кормление». Частое привлечение слуг на военную службу способствовало ликвидации у них элементов политической обособленности. Участие в полках служилых князей московских воевод ставило первых под бдительный контроль центра. Опалы, которым подвергались все крупнейшие князья-слуги (В. Шемячич, В. Можайский, Стародубские, Ф. Мстиславский, М. Глинский, И. Вельский, И. Воротынский), все более и более ограничивали их власть, после того как немилость великого князя проходила. Поручные записи также закрепляли узы, подчинявшие «слуг» воле монарха. Наконец, браки северских князей с представительницами старомосковской знати также содействовали слиянию различных аристократических прослоек русского общества конца XV—первой трети XVI в. в единую массу.
Обратим внимание и еще на одно обстоятельство. Сохранив за «слугами» часть старинных привилегий в их вотчинных землях на южных и восточных окраинах Руси, московское правительство поставило их формально выше старомосковского боярства Не случайно с княжатами-слугами старомосковская знать не местничала в первой трети XVI в. (те были выше их по лестнице чинов) И вместе с тем служилые князья были оттерты от участия в реальном управлении страной. Они не были членами Боярской думы, не участвовали в переговорах с послами, не посылались наместниками (кроме Мстиславского в его «кормлении»). Тем самым их политическая роль постепенно, по мере укрепления престижа Русского государства уменьшалась.
Включение служилых княжат в Думу растянулось на долгие десятилетия и началось только с перехода в Думу кн. Д. Ф. Вельского в 1528 г. Значительная часть их так и не попала ни в состав бояр, ни даже в состав окольничих Многие вошли в Думу только
потому, что к их знатному роду прибавились личные заслуги при дворе или на поле боя. Раньше других боярами стали Вельские. Вслед за князем Дмитрием боярство получил его брат кн. Иван в 1534 г., а много позднее — его сын также Иван (1557 г.). В 1550 г. боярином стал В. И. Воротынский, а его брат Александр— в 1560 г. И. Ф. Мстиславский вступил в Боярскую думу в 1549 г., а братья Михаил и Юрий Глинские — в 1547 г. , когда реальная власть в стране перешла в их руки. Борьба в малолетство Ивана Грозного Вельских и Шуйских во многом объясняется еще соперничеством служилых князей со старой княжеской аристократией Северо-Восточной Руси.
След обособленного положения «служилых князей» среди московской знати находим и позднее в Дворовой тетради 50-х годов XVI в. Здесь после перечня лиц, входивших в думные чины, помещен раздел «Князи и дети боярские дворовые», который открывается рубрикой «Князи служилые». Среди служилых князей находятся в это время И. Д. Вельский, Трубецкие, М. И. и А. И. Воротынские, В. М. Глинский, Д. С. Одоевский, а также А. В. Черкасский и Иван и Богдан, воеводичи мутьянские. Другие князья-слуги в указанной рубрике отсутствуют. Они уже потеряли остатки суверенных прав в своих вотчинах.
Следующий этап, когда некоторые из потомков служилых князей снова начинают играть видную роль, — опричнина. Но это уже совсем иная проблема. Звание «служилый князь» выходит из употребления к концу XVI в.
Отрывок из книги А.А.Зимина - Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV-первой трети XVI в.