Повреждения, нанесенные Пскову во время Великой Отечественной войны, сделали неизбежным изменение облика его старой, центральной части, заключенной внутри древних крепостных стен. В ходе восстановления большое внимание уделялось вопросам сохранения своеобразия этой части города, увязке нового строительства с архитектурно-художественными традициями Пскова, включения памятников архитектуры в общий ансамбль. Но далеко не во всем эти вопросы решались удачно. Архитекторы, восстанавливавшие Псков, видимо, не поняли, что сочетать его старую архитектуру с новой можно только сопоставляя их по принципу контраста. Пытаясь добиться органичной связи нового со старым, они пошли по пути архаизации нового строительства и осовременивания памятников старины и окружающих их участков.
Печальное состояние памятников, искаженных в XVIII—XIX веках до неузнаваемости, неизученность их, отсутствие правильного представления об их первоначальном виде и о древнепсковской архитектуре вообще препятствовали успеху реставрации памятников, созданию на участках у памятников соответствующего окружения. В последнее время намечаются успехи в области реставрации памятников крепостного зодчества Пскова, но ни одна реставрация памятников гражданского или церковного зодчества в Пскове еще не получила удачного завершения. Поистине богатейшие возможности, предоставленные в наши дни реставраторам, позволяют надеяться, что не пройдет много времени и замечательным творениям псковских зодчих будет возвращена их былая красота.
Осмотр памятников лучше всего начать с Крома. Он уже издали привлекает внимание крепостными стенами и высокими могучими зданиями собора и соборной колокольни. На некоторых дорогах, идущих к Пскову, за много километров от города виден светлый четверик Троицкого собора и серебряные луковицы его глав. В старину, когда на окраинах Пскова не было крупных строений, золоченая большая глава старого собора была видна почти из всех окрестностей. Она являлась символом самого Пскова и его власти над псковской землей. «Увидеть верх живоначальные Троицы» на языке псковичей значило побывать в Пскове.
Хотя на Крому не сохранилось памятников древнейшей поры существования Пскова, само это место говорит о далеком прошлом. Когда видишь обветшалые склоны кромской скалы, потерявшие былую крутизну, засыпанные землей и заросшие травой, среди которой кое-где проглядывают еще поросшие мхом одряхлевшие пласты известняка, невольно начинаешь думать об истории этого примечательного места, так много видевшего на своем веку.
Хочешь представить себе, как на берега Великой пришли славяне, как они поселились на верху этой горы, как под защитой тына на ней жил первый псковский князь с его дружинниками и многочисленной простой «чадью», как шумело у подножия собора общегородское вече, как кипела напряженная жизнь центра псковского государства, как она была прервана драматическими событиями 1510 года, как полыхало пламя пожара и потряс кромскую скалу взрыв порохового склада в разгар борьбы «больших» людей с беднотой Пскова в 1609 году. Стараешься мысленно воссоздать облик этого места в давно прошедшие времена — прежнюю полноводную Пскову, запруженную ладьями и парусными судами, былую Великую, подмывавшую своими волнами каменный отвесный обрыв Крома, дремучие леса, подходившие к ее берегам. Хочешь представить себе, как из века в век обогащался вид города, как украшалось монастырями и церквами Завеличье, как разрастались укрепления Пскова. Реставрированные недавно в том виде, какой они имели в XVII веке, западные стены Крома и Довмонтова города, башня Кутекрома и башня у Нижних решеток в значительной мере помогают вообразить былую панораму Пскова.
* * *
В Псковской земле XIV—XV вв. термин «смерд» также не получил широкого распространения: до 1484 г. его не знают летописи, а из 45 известных нам частных актов он употреблен лишь в одном — в купчей Григория и Федора на землю сельских смердов: «…се купиша Григоре у братии его Федора у Якова и у Ермола и у Радиона землю и воду и прикупки их в Лисьях и у старосте у Радиона и у всего погоста у селских смердов смердью землю и воду и полтретьянатцата места и пожня и прикремы и пень и колоду, и полесья, куда смерди селские ногою стали Якова и Ермола и Радивоня и весь погост их по земли и по воде и по пожням». Купчая на землю была официально утверждена прикреплением свинцовой буллы. По ее описанию («печать свинчатая псковская глазу-ха») В.Л. Янин датировал грамоту 1425—1469 гг.
Купчая на «смердью землю» в Лисьях детально исследована Ю.Г. Алексеевым. Согласно его мнению, продавцом земли была не вся погостская община, а только Яков, Ермола и Родион. Сельские смерды владели смердьей землей и водой (рыболовными участками), которые в общей сложности составляли 12 с половиной «мест», или жребиев в общинных угодьях. Кроме того, в распоряжении смердов находились собственные «прикупки», которые, по мнению Ю.Г. Алексеева, появились в результате частных сделок. С хозяйственной точки зрения общинные и прикупные земли представляли собой всю совокупность угодий: пашни и рыболовные участки в количестве 12 с половиной жребиев, пожни, прикремы, пень, колоду, полесья. Они находились в общей меже с землями всего погоста: «а в том ободе чюжая земля». Все эти земли продаются смердами «в одерень», то есть в полную собственность, с ведома старосты Родиона и всего погоста.
Статус покупателей земли в Лисьях не определен: это могли быть представители верхушки сельских жителей, мелкие вотчинники, аналогичные псковским земцам, или даже, как предположила Л.М. Марасинова, посадники. В любом случае община-погост в Лисьях навсегда утратила контроль над проданной землей в результате акта продажи, в котором участвовали смерды. Непременным условием сделки должно было быть право распоряжения своей землей, принадлежащее не общине в целом, а отдельным домохозяйствам смердов, представленным их главами — Яковом, Ермолой и Родионом.
Отразившиеся в акте реалии несовместимы с представлением о смердах XV в. как о полурабах, проживавших в княжеских селах, передаваемых городом «в кормлю» князьям. Скорее, этим реалиям соответствует статус лично свободного сельского хозяина, чьи земли и «прикупки» легко выделяются из общинных угодий, в том числе для продажи. В договорной грамоте великого князя Литовского Казимира с Псковом 1440 г. термин «смерд» употреблен в контексте упоминания представителей лично свободного населения: «А межи собою будучы в любви, за холопа, за робу, за должника, за поручники, за смерда, за татя и за розбойника не стояти ни мне, ни вам, а выдати по исправе». К тому же упоминание смерда в этом акте носит явно трафаретный характер, подобный упоминанию смерда в договорных грамотах Новгорода с князьями. Летописный материал свидетельствует, что в первой половине XV в. в Пскове уже утвердилось наименование сельского населения крестьянами: в сообщении 1435 г. о неурожае говорится об «убытке крестианомхлебом». Таким образом, термин «смерд» в XV в. использовался расширительно, охватывая широкие слои сельского населения, как лично свободного, так и несвободного. Это предположение подтверждают и исследования Псковской судной грамоты.
Профессиональная косметика Kosmoteros в Москве
половое бессилие и как его преодолеть http://www.инфорте.рф/ с препаратом Инфорте