Это предположение подтверждают и исследования Псковской судной грамоты
Церковь Одигитрии
Кооптация членов боярского совета происходила путем выдвижения посадников непосредственно в концах: нам неизвестны случаи выборов посадников на вече. Однако степенные посадники регулярно отчитывались на вече о своей деятельности, а такие вопросы, как внесение изменений в законодательство, были предметом обязательного доклада на вече. Об этом говорится в ст. 106 Псковской судной грамоты: «А которой строке пошлинной грамоты нет, и посадником доложить господина Пскова на вечи, да тая строка написать». Деятельность посадника проходила под контролем городской общины, при вступлении в должность посадник целовал крест и приносил присягу в том, что «ему судить право по крестному целованию, а городскими кунами не корыстова-тися, а судом не метится ни на кого ж, а судом не отчитись, а правого не погубити, а виноватого не жаловати, а без исправы человека не погубити ни на суду на вечи».
Выезжие иноземцы (Ховрины, Траханиотовы)
Еще в 1496 г. на Русь выехал от венгерского короля Матвея Корвина «боярин из Царяграда» Федор Дмитриевич Ласкарь с сыном. Его сын Дмитрий Ласкирев подвизался на дипломатическом поприще. Так, в Государственном архиве хранился «список з грамоты з докончальные, какова послана грамота г датцкому королю Ивану, з золотою печатью, з Дмитреем Ласкиревым». В марте—декабре 1514 г. он возглавлял посольство к императору Максимиллиану, откуда вернулся с договорной грамотой. В 1519/20 г. Чудов монастырь купил у него сельцо Московского уезда. В 1528 г. выступал одним из поручителей по князьям А. М. и И. М. Шуйским.
Церковь Михаила архангела в Городце
В дальнейшем, однако, псковский по происхождению термин «изорник» вытесняется общерусским «крестьянин». Торговый человек — чаще всего встречающийся персонаж Псковской судной грамоты. Псков был крупным центром внутренней и международной торговли, которая велась вне пределов узкого слоя знающих друг друга людей; для обеспечения прочности сделки поруки соседей было уже недостаточно.
Каменные амбары и лавки
Единичные акты, тем не менее, свидетельствуют о реальной возможности родового выкупа проданной «в одерень» вотчины. В 50-х годах XV в. Андрон Леонтьевич выкупил тоню на берегу Белого моря — «отцину свою… из дерну и з дерною грамотою». Любопытно, что в заключении выкупной грамоты стоит клаузула, традиционная для купчих: «А выкупил собе и своим детем одерень». Очевидно, что в данном случае оборот «в одерень» вовсе не гарантировал первому покупателю незыблемость сделки. Формула «в одерень» активно использовалась в актах двинских крестьян и своеземцев и в XVI в. В. Ф. Андреев, основываясь на факте вытеснения формулы «одерень» из новгородских и обонежских купчих к середине XV в. , сделал вывод, что «процесс выпадения доактовых элементов из формуляра новгородских и обонежских купчих зашел в XV в. дальше, чем на Двине, а значит, новгородские купчие прошли… более долгий путь развития, чем двинские, что в свою очередь указывает на более высокий уровень поземельных отношений в центре новгородской земли, нежели на ее окраинах»9. Такой вывод вызывает определенные сомнения, так как по ходу интерпретации фактов рабочая гипотеза выступает в качестве аргумента.
Ярославские князья
Третьим сыном князя Василия Васильевича Ярославского был Семен Новленский. Его владения располагались в бассейне р. Шексны и Кубенского озера. Правнук Семена Федор Иванович Юхотский еще сохранял суверенные права в своем княжестве. Он выдавал жалованные грамоты около 80-х годов XV в. и в 1509/10 г. В 1500 г. кн. Федор присутствовал на свадьбе кн. В. Д. Холмского. У Федора было двое сыновей — Иван (бездетный) и Дмитрий. Дмитрий участвовал в Новгородском походе 1495 г. и присутствовал на свадьбе кн. В. Д. Холмского в 1500 г. Сын Дмитрия Иван был последним Юхотским князем. После него род этих князей пресекся, «от того (него.